Грустные истории о любви

— Инна, ты готова? — поинтересовалась у меня мама.

Я обреченно вздохнула:
— Иду.

Взяв небольшую котомку, я вышла в прихожую.
— Будь умницей, зайчик, — мама поцеловала меня в лоб, и я вышла из квартиры, спустилась на улицу, села в такси.
— Куда? — поинтересовался водитель.
— Городская больница.
— Угу.

Завелся мотор, и машина отъехала, оставляя позади мой дом.

Хотя, честно сказать, я не считала своим «домом» ту трехкомнатную квартирку, где жили мои родители. Я поняла давно, что мой дом — городская больница.

Из своих семнадцати лет половину я провела в этом прелестном заведении — это точно.

При рождении у меня обнаружились проблемы с легкими. Первый год своей жизни я провела в больнице. Потом несколько месяцев домашнего уюта, но я, конечно, их не помню, и снова больница. И снова легкие.

Мне было всего два года, поэтому мама лежала на лечении со мной. Она навсегда потеряла свою любимую работу. Еще год заключения.

Наконец, врачи сообщили, что есть возможность вылечить меня полностью. Мои родители были счастливы. Неужели их чадо станет нормальным здоровым ребенком?

Мне четыре года. Моя первая операция. Спустя три дня после этого я задохнулась в больничной палате. Легкие. Слава богу, через секунду после моего отключения зашла мама. Она спасла меня от смерти. Операция, получается, не дала результатов.

Потом все вроде бы стабилизировалось. Два года дома. Не сказать, чтобы эти два года были спокойными — таблетки, постоянные уколы…

Мне семь. Вот это я помню отлично. Мы были на море. Я плавала. Нет, вы не подумайте, я плавала недалеко, у берега. Послештормовой день. Медузы. Я до ужаса боюсь этих существ. И вот одно из этих чудовищ ползет у меня по ноге. Я испугалась, задрожала… начала задыхаться. И потеряла сознание. Да, я потеряла сознание от страха. Ушла под воду… Еле откачали… Папа тогда поседел. А ему ведь было всего тридцать. И снова больница…

Ну, какой ребенок выдержит такой образ жизни? И я не выдержала. Лет в двенадцать-тринадцать вскрыла себе вены. Думала, умру — нет проблем — и больше не увижу ни больничных коридоров, ни скрипящих коек. Но не тут-то было: папа пришел с работы пораньше. Снова больница… только теперь психушка или, как это называется поприличней, псих-изолятор.

Однажды, вернувшись домой из командировки — я так называю свои «отлежи» в больнице — я увидела, как плачет мама. Она плакала очень тихо, почти бесшумно. Если бы я не прошла мимо их комнаты, я бы не услышала. Мое сердце сжалось. Мне казалось, что я снова задыхаюсь. Но я пересилила себя. И — о, чудо — боль в сердце прошла, дыхание восстановилось. Странно… Может быть, я задыхаюсь из-за того, что привыкла к этому? Из-за того, что меня все и всегда жалеют?

Мне стало дурно, когда я увидела, как папа молится. МОЙ ПАПА, который раньше не верил в бога, молится за меня.

Именно в тот момент я поняла, как несчастны мои родители. Вернувшись в комнату, я пообещала себе, что буду сильной, не буду себя жалеть. Все трудности буду встречать с улыбкой на лице.

Через два дня мне сказали, что у меня рак. Рак легких.

Я была разбита, я была готова вскрыть себе вены снова, а потом еще, еще и еще, если потребуется. Но, помня свою клятву, я попыталась успокоиться и улыбнуться. И, хотя слезы катились по щекам, я была счастлива, что вижу неуверенные улыбки своих родителей.

И с того момента я действительно жила. Казалось, мои родители тоже жили… а не существовали. Мы с ними сблизились. Стали доверять друг другу. Я перестала быть такой замкнутой, и жить даже стало проще. Я будто заново родилась.

У меня нет ни подруг, ни парней. У меня есть два самых близких человека — мама и папа, которых я буду боготворить всегда. За то, что они сделали для меня. За то, как они страдали ради меня.
— Больница, — сообщил таксист.

Я молча подала ему деньги, взяла сумку и вышла из машины. Оглянулась на город. Ведь я его вижу в последний раз.

Да, три года я жила с раком. Но недавно врачи сказали откровенно: жить мне осталось от силы две недели. Неделя от того срока уже прошла. Я побыла дома. Кстати сказать, за эти семь долгих дней я была в обморочном состоянии восемь раз. Мое состояние очень плохое. Зато я попрощалась с городом.

Теперь иду в больницу… под наблюдение врачей…

Мама осталась дома. Нет, она приедет через пару часов. Она осталась в квартире одна, чтобы я не видела, как она плачет и винит во всем себя. А я ведь все понимаю. Я уже не маленькая.

Пусть мне даже осталась неделя… я буду жить столько, сколько мне положено. Я не пророню ни слезинки. Ни одной. Я буду сильной. Я умру счастливой. В окружении самых близких людей. Я не скажу им, как мне страшно умирать и как больно их терять. Никогда. Никому. Просто закрою глаза и не проснусь. Неужели это так сложно?..