skip to content

Философский камешек

Инна запомнит этот день своей жизни до мелочей. Утром был ослепительный январский снег за окном, до боли режущий глаз. Долгая дорога в детский сад с Игорешкой на руках. Сынуля еще не проснулся, дремал в троллейбусе, прильнув к ее груди и смешно причмокивая губками. Запомнился даже запах детской манной каши в саду...

Потом была «пиковая» давка в городском транспорте. Тетя Даша на проходной в бюро пропусков. Рабочий день с неизменными «собойками» в обеденный перерыв. А потом телефонный звонок, казалось бы, такой долгожданный, от бывшего мужа:

— Инночка, привет! Узнала?

Еще бы, как не узнать! Этот голос звучал в ее жизни целых семь лет! Еще со времен студенчества. А теперь уже два года как голос растворился, исчез, как бы испарился из их с Игорьком трудной жизни.

Поначалу, после развода, Инна никак не могла понять, как же так получилось, что они с Сашей перестали понимать друг друга и не желали слушать друг друга. Но потом, когда боль от душевной раны понемногу утихла, неожиданно поняла, что ей свободней жить без Саши. Даже, может быть, не свободнее, а спокойнее, уравновешеннее. Никто не начинал бесконечных скандалов, не срывался на крик, не изводил беспричинной ревностью и не выставлял на посмешище перед друзьями и соседями. Когда дома собиралась компания (родители, сослуживцы), Саша говорил за столом только один, ей не разрешалось открывать рот, нельзя было иметь собственное мнение. А если Инна все-таки осмеливалась что-нибудь сказать, то он всегда высмеивал ее, обязательно произнося что-нибудь обидное: «Что с женщины возьмешь? Мозги-то куриные...»

Потом Инна стала замечать, что друзья потихоньку сокращают свои визиты, родители навещают все реже. Только теперь, наверное, поняла простую житейскую мудрость, что ее гости нуждались в общении, а не в чьих-то назидательных лекциях и поучительных историях. А Саша, не желавший этого понимать, злился, негодовал и не догадывался, что друг детства обиделся за бестактное замечание по поводу его неудавшейся карьеры...

И вот теперь, перебирая в памяти свою короткую замужнюю жизнь, отчаянные бессонные ночи над постелькой больного Игорька уже с безотцовскою меткою, Инна раздумывала, идти ли ей на встречу с бывшим мужем. Да, два этих года ей не хватало мужа, хозяина в доме, отца для Игоря. Да, за это время у ее изболелась душа, что она разведенка. И постоянно не хватало денег на прожитье. Да и никак нельзя было выкроить редкую дорогую обновку...

Но она была все-таки женщиной. Она умела забывать обиды, прощать и надеялась на то, что у нее когда-нибудь будет «как у всех».

Вот и теперь обида подкатила к горлу горьким комом: два года молчал и даже про Игорька не спросил. Немного поколебавшись, Инна решила все-таки «выйти в люди», встретиться с Сашей, хотя бы из чисто женского любопытства узнать, как он теперь живет и чем дышит. И потом, ей хотелось показать ему, что она не ударилась в панику, тем более в депрессию, когда он неожиданно объявил, что нашел другую женщину, а с ней у него «не складывается». Плакала (не без этого), но метаться не стала, решив, что так, видно, и нужно было. Обида прожигала сердце насквозь только от того, что Игорек, подрастая, не видел папы. Остальное можно было как-нибудь пережить.

Инна договорилась с соседкой, Верой Аркадьевной, что та присмотрит вечером за малышом. Села в кресло, расслабилась, наложила на лицо маску из ромашки, включила музыкальный центр, нашла спокойную мелодию. Пыталась разобраться в себе, своих чувствах.

Тогда, два года назад, она не стала устраивать истерик, а сказала себе: «Жизни все равно нет, пусть уходит, может быть, это его судьба. Не буду мешать». Игорек был совсем маленький, требовал ухода, заботы, маминой ласки. И ей, хоть и саднило душу, но, наверное, не было времени зацикливаться на этом: каждый день был большим и трудоемким настолько, что она тут же засыпала, едва коснувшись головою подушки. Теперь Игорек подрос немного, ходит в детский сад. Инна гордилась тем, что мальчишка уступает девочкам в группе игрушки, подвигает к ним на столе компотик, убирает за соседкой посуду. Ей приятно было слышать, что «парень растет компанейским, отзывчивым». Внезапно Инна сжала себе руки, подумав: «А если бы с нами жил наш скандальный папа, — был бы Игорь таким, как сейчас, или вырос бы нервным и задерганным? Наверное, зря согласилась на встречу. Что меня там ожидает?»

Внутренняя борьба в душе Инны продолжалась до тех пор, пока она не сказала себе: «Успокойся. Ты хочешь его увидеть. Тебе ничто не мешает сделать это. Нужно тебе это было или нет — решишь потом».

И вот она едет в автобусе в свою далекую юность — к кинотеатру возле университета, где училась. С удивлением обнаружила, что взволнована, сердце бьется неровно, скачками. «Что со мною? — невольно думала Инна. — Неужели я еще к нему неравнодушна после всего, что произошло?»

Вот и остановка. Зимний вечер, безлюдье. Возле палатки с фруктами увидела Сашу. Первое впечатление — ничуть не изменился: высокий, подтянутый, сверхаккуратный. Инна внутренне опять заколебалась:

— Может быть, не выходить?

Но двери уже открылись, и народ подталкивал ее к выходу.

Инна ступила на асфальт, Саша сделал ей шаг навстречу:

— Здравствуй, Инночка, думал уже, что не приедешь.

Инна про себя рассудила: «Черта с два, дорогой, ты был в этом уверен. Вот и улыбка тебя выдает».

Они пошли по холодной заснеженной улице, утопающей в свете неоновой рекламы. Инна с удивительной легкостью шла рядом с бывшим мужем и была довольна тем, что ей не надо подстраиваться под его настроение, наоборот, раз она согласилась сюда прийти, делать это должен он. Интересно, как это у него получится?

Проходя мимо гостиницы «Турист», Саша вопросительно взглянул на нее и произнес:

— Может быть, зайдем в ресторан, погреемся, поужинаем?

«Ого, — подумала Инна, — это что-то новенькое. В замужестве он мне этого не предлагал».

— Что ж, зайдем, — просто сказала она. А про себя добавила: «Надо же все-таки узнать, зачем я ему понадобилась...»

В фойе, пожалуй, многолюдно. Какая-то конференция, видимо, и ее участники пришли поужинать. Когда Инна сдала в гардероб пальто и поправляла прическу, поймала на себе пронизывающий Сашин взгляд. И она на него тайком взглянула: хорош, черт! Строгий костюм, галстук в тон к рубашке, модные ботинки, волосы ухожены. Вспомнила, каким хорошим любовником был он в постели, и ее окатило жаркой волной. Глаза затянуло туманом, но Инна постаралась отогнать это наваждение. «Что было, то сплыло, — успокаивала она себя. — Не рви сердце». Но сердце-то предательски дрогнуло — это она чувствовала каждой частичкой своей души.

Выбрали уютный столик на двоих, на котором официант предусмотрительно зажег крохотный глазок настольной лампы. Саша заказал по салату «Оливье», ромштексу, пирожные для нее и кофе. Потом подумал и добавил к этому красное вино и бутерброды по-польски. Когда заказ принесли, налил ей вина и убежденно сказал:

— Ну, давай, дорогая. Первый тост за женщин!

Инна подумала: «Ну зачем же так — сразу за всех. Можно было бы и за меня лично провозгласить. Вот она — я, сижу рядом с тобой, гляжу на твои руки, твое забытое лицо, шрамик на мочке уха, любуюсь игрой твоих мускулов. Неужели тебе даже сейчас не пришло в голову выпить просто за меня и мое здоровье?.. Почему-то обязательно надо пить за всех твоих женщин!»

У нее испортилось настроение. Но чтобы не показывать этого, она выпила и принялась за салат. Саша в это время рассказывал ей о своей жизни, неудавшейся женитьбе вторично, о своем начальнике, который, безусловно, пойдет далеко, о своих родителях, уехавших подлечиться в санаторий. Инна согласно кивала головой, соглашалась, что жить теперь стало трудновато и что государство не против предпринимательства. С интересом узнала о выставке-распродаже их продукции и его предстоящей командировке за границу. «Все бы хорошо, — думала Инна. — Но это все о тебе, Сашенька. А обо мне в твоей тираде нет ни единого слова, и насчет Игорька даже малюсенького намека. Неужели тебе не интересно, как жил две эти долгие зимы твой сын, как ждал он Деда Мороза в образе папы и как он мечтает о том, что когда вырастет, то будет делать так, чтобы «всем людям было не больно лечить зубки».

От выпитого бокала вина Инна раскраснелась, глаза у нее заблестели, на губах появилась загадочная улыбка. Она улыбалась чему-то своему, доброму, домашнему, детскому. А Саша, наверное, отнес эту улыбку на свой адрес и возбужденно продолжал:
— Я, Инночка, всегда помнил о твоем рождении.

Инна недоуменно уставилась на него:
— Какое рождение, Сашура?
— Как это какое? Или у тебя сегодня не день рождения?

Инна зажмурилась, тряхнула головой и засмеялась:
— Вот это да, действительно, забыла!
Саша протянул ей бархатную коробочку:
— Открой, Иннуся, здесь для тебя подарок. Между прочим, камешек — гранат. Как раз твоего месяца!

И протянул Инне подарок. Та опешила:
— Мне?

Раскрыла футлярчик, а там на темно-бордовом бархате сверкало золотое колечко с вправленным камешком.

При свете настольной лампы камень пылал алым угольком и был поистине великолепен. Инна по-детски любовалась обретенным сокровищем. Это была давнишняя ее мечта. Ей так хотелось иметь именно такое вот кольцо с золотой веточкой и капелькой граната на нем. Боже мой! Какой царский подарок!

Она подняла благодарные глаза на бывшего мужа, подыскивая теплые человеческие слова за память о ней. И внезапно прочитала на его лице... торжество! Не искреннее признание, не забытую любовь и даже не раскаяние, а торжество превосходства над ней!

Инна уткнулась взглядом в свои руки, лежащие на столике и уже было потянувшиеся за этой мягкой, манящей бархатной коробочкой. Потом стала их внимательно рассматривать. Красные, обветрившиеся от постоянной ручной стирки (стиральную машину муж ей так и не удосужился купить за годы совместной жизни), с ломкими ногтями (врачи говорят, не хватает каких-то витаминов) и болезненными заусеницами. «Разве мои руки для таких колец?» — с горечью подумала Инна.

Она механически убрала руки под столик, себе на колени. Чувство неприязни к человеку, сидящему напротив, охватило ее. Инна чуть не расплакалась, глядя в это бездушное лицо. Но все-таки ей удалось взять себя в руки. В глубине сознания шевельнулась гордость.

Извинившись, Инна встала, положив салфетку с краю стола и, сказав, что ей надо на минутку выйти, подхватив сумочку, выскользнула из уютной кабинки, где так приветливо мерцал светильник и сгорала ее вспыхнувшая было женская надежда...

В вестибюле она торопливо выхватила номерок из сумочки, оделась и медленно, а потом все быстрее и быстрее пошла к автобусной остановке, даже не оглянувшись на неоновую рекламу.

Дома Вера Аркадьевна дремала в кресле с вязанием, а Игорешка мирно посапывал в детской кроватке. Инна долго стояла под душем, струйки сильного напора больно хлестали ее по молодому, горячему телу. Инна чувствовала, как ей будто бы жжет руки ярким гранатовым пламенем бархатная коробочка, оставшаяся лежать раскрытой на белой накрахмаленной скатерти. Она не корила себя за то, что согласилась на встречу, потому что без нее еще долго терзалась бы сомнениями, правильно ли она поступила, разведясь с мужем.

Теперь же она поставила точку в первой главе своей женской истории. Маленьким гранатовым зернышком.